Июнь (роман)

«Июнь» состоит из трех частей, каждая из которых практически самостоятельна. Их объединяет только время концовки — ночь на 22 июня 1941 года и второстепенный персонаж (шофёр Лёня), напоминающий ангела-хранителя^[5]. На втором плане мелькают реально существовавшие люди — начинающие поэты вроде Павла Когана, члены семьи Марины Цветаевой и т. д.^[6].

В первой части представлена история ифлиевца Михаила Гвирцмана, представителя блистательного поколения 1925 года. Отчисленный из института по ложному доносу однокурсницы, обвинившей его в домогательствах, Михаил устраивается на работу санитаром, находит новых знакомых и затевает свежий роман.

Вторая часть представляет собой монолог 37-летнего журналиста Бориса Гордона, который втайне сотрудничает с органами безопасности. Зрелый человек, сформированный нэповским десятилетием, не может сделать выбор между двумя женщинами. Основной конфликт связан с арестом НКВД его возлюбленной Али, недавно вернувшейся в советскую Россию из эмиграции.

В третьей части полубезумный одинокий литератор Игнатий Крастышевский приходит к убеждению в способности программировать читателей на принятие определённых решений^[6]. Он засыпает правительство отчётами, в которых пытается закодировать призыв не допустить войны. Потом, ужаснувшись пакту двух диктаторов, Крастышевский меняет стратегию и начинает призывать войну как долгожданное избавление от скверны.

Прототипами Михаила, Бориса и Игнатия являются Давид Самойлов (Кауфман), Самуил Гуревич и Сигизмунд Кржижановский^[6][7][8].

Многие рецензенты прочитали «Июнь» как адресованное современным россиянам предупреждение об опасности новой войны. И действительно, ещё в 2015 году Быков говорил о необходимости напомнить о трагических уроках истории, об атмосфере, в которой военная риторика оказывается привлекательнее, чем естественное стремление к достойной жизни (что наблюдалось и в России после аннексии Крыма)^[7]. Александр Кузьменков подсчитал, что слово «война» и его производные повторяются в книге 214 раз, создавая обманчивое впечатление, что в 1940 году все москвичи только и думали о грядущей бойне^[9].

Критики обращали внимание на подчёркнутую незавершённость сюжетных линий, резко оборванных началом войны^[10]; на соответствие описанных событий принципам построения волшебных сказок^[10]; на убедительность многочисленных сцен интимной близости^[5]; на публицистические^[3] и морализаторские установки автора^[9][11], на настойчивые параллели, которые автор проводит между 1940 годом и современностью^[9][11].

Отзывы

• Галина Юзефович: «„Июнь“ — лучшее из написанного Быковым со времен „Пастернака“ и определенно самый совершенный его художественный текст — самый продуманный и выстроенный, виртуозно сочетающий в себе сюжетность с поэтичностью, а легкость — с драматизмом и пугающей глубиной. <…> Мир конца 30-х, созданный Быковым, удивительно целостен и гармоничен. Так и тянет назвать его уютным — в том же примерно смысле, в котором может показаться уютной душная атмосфера больничной палаты или тюремной камеры. Это живой, теплый, затхлый и узнаваемый мир из рассказов наших бабушек и дедушек, счастливо переживших ту эпоху»^[5].
• Наталья Ломыкина: «Быков афористичен и очень точен, в „Июне“ нет ни часто свойственной ему избыточной барочности, ни философских отступлений. Текст романа похож на серию фотоснимков, на которых удалось запечатлеть неуловимое — атмосферу. В „Июнь“ погружаешься с головой — и впитываешь время и ощущения, пока не перестает хватать воздуха. Вот только когда, ошалевший, выныриваешь — понимаешь, что и за пределами романа дышать всё так же тяжело»^[12].
• Ольга Балла: «Быков — о том, как людей сволакивает в войну. О том, как они приближают её каждым своим, осознанным и может быть, ещё более того — неосознанным движением. Ждут её, как очищения. Как всё у них складывается так, что, кажется, только она может разрубить связавшееся. Она приходит чуть ли не как спасение: в неё как будто можно наконец уйти от сложностей и неразрешимостей так называемой мирной жизни»^[3].
• Константин Ремчуков: «На мой взгляд, это опыт исследования еврейскости внутри советскости накануне Второй мировой войны. Потому что главные герои Михаил Гвирцман и Борис Гордон отчетливо осознают себя как евреи внутри советского общества и при этом они ненавидят русских. Я с такой позицией давно не встречался. И главное, не могу понять, зачем. Получается, что <…> его герои ― русофобы, а художественно, получается, что это антисемитский роман, потому что ты этих героев начинаешь ненавидеть»^[13].
• Алексей Колобродов: «Психологические характеристики умещаются не в абзац даже, а в полторы фразы. Диалоги, особенно в первой части, сыплются со скоростью плевка, и напоминают не то панч-лайны рэпперов, не то словесные обрубки, выпавшие из сериальных сценариев. Мастерски сделано, надо сказать»^[6].

• Спорная книга: Дмитрий Быков, «Июнь»  (неопр.). Питерbook. krupaspb.ru (12 сентября 2017). Дата обращения: 9 декабря 2018.