Репрессии в РККА (1937—1938)

1936

• 6 июля — арест командира 8-й мехбригады комдива Д. А. Шмидта^{[4][прим. 1]}.
• 7 июля — арест начальника штаба 18-й тяжёлой авиабригады майора Б. И. Кузьмичёва^{[5][прим. 1]}.
• 14 августа — арест заместителя командующего войсками ЛВО комкора В. М. Примакова^{[6][прим. 1][прим. 2]}.
• 15 августа — арест командира 25-й стрелковой дивизии комбрига М. О. Зюка^{[7][прим. 1]}.
• 20 августа — арест военного атташе в Великобритании комкора В. К. Путны^{[6][прим. 1][прим. 2]}.
• 2 сентября — арест армейского инспектора КВО комкора С. А. Туровского^{[8][прим. 1]}.
• 25 сентября — арест командира и военкома 97-й стрелковой дивизии комдива Ю. В. Саблина^{[9][прим. 1]}.
• 17 декабря — арест начальника штаба 66-й стрелковой дивизии полковника И. Л. Карпеля^{[10][прим. 1]}.

1937

• 23 февраля—5 марта — Пленум ЦК ВКП(б). Нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов на заседании Пленума ЦК ВКП(б) заявлял: «…В армии к настоящему моменту вскрыто пока не так много врагов. Говорю — к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного. Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей».
• 29 марта — Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение № 47/102, в первом пункте которого говорилось: «Предложить НКО уволить из рядов РККА всех лиц командно-начальствующего состава, исключённых из ВКП(б) по политическим мотивам»^[11].
• 12 мая — арест начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе командарма 2-го ранга А. И. Корка^{[12][прим. 2]}.
• 14 мая — арест начальника Военно-инженерной академии РККА комкора И. И. Смолина
• 15 мая — арест заместителя командующего МВО комкора Б. М. Фельдмана^{[13][прим. 2]}

• 22 мая — аресты командующего ПриВО Маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского^{[15][прим. 2]} и председателя Центрального совета Осоавиахима СССР комкора Р. П. Эйдемана^{[13][прим. 2]}. 26 мая после очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом Тухачевский дал первые признательные показания, признав себя виновным в подготовке военного заговора в РККА, целью которого было насильственное свержение власти и установление в СССР военной диктатуры. Для реализации успеха якобы планировалось подготовить поражение РККА в будущей войне с Германией и, возможно, Японией.
• 28 мая — арест бывшего командующего КВО командарма 1-го ранга И. Э. Якира^{[15][прим. 2]}.
• 29 мая — арест командующего БВО командарма 1-го ранга И. П. Уборевича^{[15][прим. 2]}.
• 31 мая — самоубийство бывшего 1-го заместителя наркома обороны и начальника ПУРККА армейского комиссара 1-го ранга Я. Б. Гамарника^{[прим. 3]}. Согласно исследованию Черушева, отстранённый от должности Гамарник опасался ареста и поэтому застрелился^[16].
• 1—4 июня — внеочередное расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны с участием Сталина, который не только выступил с речью, но и был самым активным участником прений. Заявив о раскрытии «военно-фашистского заговора» в Красной Армии, в котором якобы участвовали видные советские военачальники, Сталин потребовал развернуть кампанию по разоблачению заговорщиков, вредителей и шпионов, которых, по его словам, было много во всех государственных структурах, в том числе и в Вооружённых Силах.
• 7 июня — издан приказ НКО № 072, которым личному составу РККА было объявлено о существовании в армии контрреволюционной военной фашистской организации, конечной целью которой была ликвидация советского строя, свержение советской власти и рабоче-крестьянского правительства и восстановления в СССР капитализма; согласно этому приказу, в «руководящую верхушку» заговора входили 10 человек: Гамарник, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Примаков, заместитель командующего ОКДВА комкор М. В. Сангурский, Б. М. Фельдман, Путна и Эйдеман^[17].
• 11 июня — дело по обвинению Тухачевского, Уборевича и Якира, Корка, Б. М. Фельдмана, Эйдемана, Примакова и Путны в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов было рассмотрено в закрытом заседании Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР. В 23 часа 35 минут был оглашён приговор — всех восьмерых приговорили к смертной казни.
• 12 июня — издан приказ НКО № 96, которым личному составу РККА было объявлено о вынесении смертного приговора руководителям «военно-фашистского заговора» в Красной Армии. Цели заговорщиков были названы те же, что и в приказе НКО № 072, но в числе руководителей уже было названо девять человек — застрелившийся Гамарник и осуждённые на процессе 8 высших командиров; из их числа «исчез» Сангурский^[18].
• 13 июня — приказ НКО № 96 опубликован в «Правде»^[19].
• 21 июня — издан совместный приказ НКО и НКВД № 082, согласно которому участники контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, явившиеся с повинной, рассказавшие о своих преступлениях и сдавшие всех своих сообщников, не подлежали аресту и уголовному преследованию^[20].
• Июнь — военным советам округов и флотов предоставлено право увольнять и санкционировать аресты офицеров^[21].
• 31 июля — Политбюро ЦК ВКП(б) обязало «обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий» обеспечить трудоустройство уволенных офицеров, в том числе исключённых из ВКП(б) по политическим мотивам, в предприятия и учреждения хозяйственных наркоматов^[22].
• 11 августа — издан приказ НКВД № 00485, который предписывал к 20 ноября 1937 произвести аресты людей ряда категорий, связанных с ПОВ; в первую очередь подлежали аресту, в том числе, военнослужащие Красной Армии и работники оборонных предприятий и цехов^[23].
• 17 октября — издан приказ НКО № 0163, которым военным советам было воспрещено увольнение офицеров, а отстранения по политическим мотивам требовалось по телеграфу согласовывать с наркомом обороны^[24].

1938

• Январь — январский пленум ЦК ВКП(б) принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключённых из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков»^[25], сыгравшее положительную роль в кампании по восстановлению в партии несправедливо исключённых офицеров и возвращению их в РККА^[26].
• 20 января — в рамках решений январского пленума ЦК ВКП(б) издана директива Е. А. Щаденко № УН 9/19/974, предписывающая пересмотреть все представления к увольнению и произведённые увольнения за весь 1937 г., «чтобы всех неправильно уволенных вернуть в РККА»^[27].
• 8 июня — Главный военный совет РККА (ГВС) постановил уволить из ОКДВА командиров и политработников следующих национальностей: немцы, поляки, латыши, эстонцы, корейцы, финны, литовцы, турки, румыны, венгры и болгары, а также очистить командно-политические кадры округа «от врагов народа, от сомнительных и морально разложившихся элементов»^[28].
• 22 июня — ГВС постановил в кратчайший срок закончить очистку комначполитсостава ЛВО «от лиц, непригодных для службы в приграничном округе»^[29].
• 24 июня — ГВС постановил уволить из приграничных военных округов офицеров следующих национальностей: немцы, поляки, латыши, эстонцы, корейцы, финны, литовцы, турки, румыны, венгры и болгары, а также передать всех офицеров этих национальностей вне зависимости от места несения службы, если на них имеются компрометирующие материалы, органам НКВД^[30]. Издана директива НКО № 200/ш, текст которой до сих пор не выявлен; согласно исследованиям историков, она предписывала уволить из РККА комначсостав национальностей, имеющих независимую государственность. Обычно указывают, что к таковым относились поляки, немцы, румыны, латыши, литовцы, финны, эстонцы, корейцы и др.^[31][32]
• 27 июня — ГВС постановил принять предложение Л. З. Мехлиса об изъятии из ДКФ, ЗабВО и СибВО «всех колчаковцев, активно боровшихся против советской власти»^[33].
• 17 ноября — СНК СССР и ЦК ВКП(б) принято постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которым ликвидировались тройки НКВД^[34]. Постановление способствовало изменениям в работе органов НКВД и юстиции и, как следствие, созданию более благоприятных условий для соблюдения законности^[35][36][37].

Порядок увольнений

Увольнение комначсостава из РККА производилось приказами по личному составу НКО СССР и военных округов^[38]. В июне 1937 г. военным советам округов и флотов было предоставлено право увольнять офицеров вплоть до командира полка и ему равных^[21]. 17 октября 1937 г. военные советы были лишены такого права^[24], однако военные округа производили увольнения и в 1938 г. Так, с 11 по 13 июля 1938 г. В. К. Блюхер подписал 12 приказов на увольнение 279 офицеров^[39].

Масштабы увольнений

Сведения о количестве уволенных из РККА содержатся в ряде статистических справок УКНС РККА, которые используются в настоящее время большинством историков. К ним относятся: справка Е. А. Щаденко, направленная в ЦК ВКП(б) в 1940 г., содержащая сведения о количестве уволенных из РККА без ВВС^[40][41] (на неё ссылаются Уколов и Ивкин^[42], Мельтюхов^[43], Сувениров^[44], Печёнкин^[45], Черушев^[46], Лазарев^[47]); ряд статистических документов УКНС, опубликованных Черушевым в 1998 г.^[48][49] (на них ссылаются Сувениров^[50], Черушев^[51], Мильбах^[52][53]); «Справка о числе уволенного комначсостава в 1937 и 1938 годах по военным званиям» (на неё ссылаются Печёнкин^[54], Черушев^[55]). Кроме того, Комал^[56] и Сувениров^[44] приводят данные об уволенных из РККА офицерах ВВС. Сведения об увольнениях из РКВМФ приводятся в работах Близниченко и Мильбаха^{[прим. 4]}.

Не все указанные в этих справках офицеры были уволены по политическим мотивам.Определение точного числа уволенных по этим мотивам вызывает у историков определённые трудности, их мнения сведены в таблицу:

Особые отделы

В 1934-38 гг. военная контрразведка как Особый (с декабря 1936 — 5-й) Отдел входила в состав Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. В марте 1938 г. с упразднением ГУГБ, на базе 5-го Отдела было создано 2-е Управление (особых отделов) НКВД СССР. Уже в сентябре 1938 г., в ходе очередной реорганизации, проведённой по инициативе нового первого заместителя наркома Л. П. Берии, ГУГБ было воссоздано, а 2-е управление вошло в него в качестве 4-го (Особого) Отдела.

В подчинении у центральных органов находились особые отделы (ОО) в РККА, РККФ, войсках НКВД.

В функции начальника, заместителя и оперуполномоченных особого отдела НКВД входило:

• наблюдение за политическим и моральным состоянием военнослужащих;
• выявление лиц, чья деятельность квалифицировалась советским законодательством как государственное преступление — измена, шпионаж, диверсия, терроризм;
• выявление контрреволюционных организаций и групп лиц, ведущих антисоветскую агитацию;
• ведение следствия по государственным преступлениям под надзором прокуратуры с передачей дел в военные трибуналы.

Порядок и практика санкционирования арестов

Аресты осуществлялись сотрудниками НКВД, прежде всего особых отделов. В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1232/191 «О порядке производства арестов» от 17 июня 1935 г., аресты по всем без исключения делам органы НКВД должны были согласовывать с соответствующим прокурором. В соответствии с тем же постановлением, приказом НКО № 006 от 3 февраля 1935 г. и «Положением о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА» от 22 сентября 1935 г., аресты органами НКВД всех командиров и начальников от командира взвода, им равных и выше должны были производиться только с разрешения наркома обороны^[59].

Для согласования ареста НКВД направлял наркомам обороны (К. Е. Ворошилов) и РКВМФ (П. А. Смирнов, М. П. Фриновский) т. н. «справку» на подлежащего аресту. Сувениров сообщает, что в РГВА хранятся целые тома таких справок ОО ГУГБ НКВД СССР в адрес Ворошилова с просьбой санкционировать арест одного или нескольких офицеров^[60], но не называет точного количества. В одном документе, датируемом августом 1937 г., имеются сведения, что только по справкам, направленным И. М. Леплевским Ворошилову, последний санкционировал арест 142 офицеров^[61]. Среди арестованных с санкции Ворошилова: корпусные комиссары Н. А. Савко и М. Л. Хорош, комдивы П. П. Григорьев и М. А. Демичев, комбриги Г. А. Капцевич и К. И. Соколов-Стахов и др.; по мнению Сувенирова, большинство арестов в РККА санкционировал именно Ворошилов^[62][61][63]. Известно несколько случаев, когда Ворошилов отказался дать санкцию на арест. Отмечая, что это скорее были исключения из правила, Сувениров приводит семь таких случаев; среди них — полковник Р. Я. Малиновский^[64]. Санкции на арест также давали заместители Ворошилова — Гамарник, Мехлис и Щаденко^[61]. Например, ещё 8 июля 1936 г. Гамарник санкционировал арест двух батальонных комиссаров^[65], а Щаденко в середине 1938 г. — 18 политработников от политрука до полкового комиссара^[66]. С июня по октябрь 1937 г. право санкционировать аресты офицеров вплоть до командира полка и ему равных было предоставлено военным советам округов и флотов^[21], однако статистических данных на этот счёт нет. Санкционирование арестов командованием округов имело место и в 1938 г. Так, Блюхер санкционировал арест полковника А. П. Карнова^[39]. Кроме того, после увольнения офицера, санкция на арест со стороны наркома или кого-то из функционеров РККА, наделённого таким же правом, уже не требовалась. По оценке Щаденко, около 5 тыс. офицеров органы НКВД арестовали уже после увольнения из РККА^[67].

Сведений о масштабах санкционирования арестов прокурорами в литературе мало. Имели место различные действия прокуроров. Так, врио прокурора КВО бригвоенюрист Я. М. Шахтэн санкционировал арест комдива С. И. Венцова-Кранца^[68]. Военная прокуратура ТОФ санкционировала аресты 145 военнослужащих^[69]. Некоторое число военнослужащих, причём, видимо, существенное, было арестовано вообще без санкций прокуроров. Среди них армейский комиссар 2-го ранга А. С. Булин, корпусной комиссар Т. К. Говорухин и др^[70][71]. По данным Мильбаха, более 2/3 военнослужащих ТОФ были арестованы без санкций прокурора^[69].

Масштабы арестов

Историки сходятся во мнении, что статистические справки УКНС не отражают реального количества арестованных офицеров РККА^{[44][67][58][72]}. Поимённо установив существенное количество арестованных, Мильбах на примерах ЛВО^[73] и ОКДВА^[72] показал, что в этих документах их количество занижено.

Методы следствия

В ходе предварительного следствия сотрудники НКВД собирали различные материалы, подтверждающие предъявленные подследственному обвинения. К таким материалам относились, в частности, показания самого арестованного, данные на допросах и зафиксированные в протоколе, или собственноручные заявления и показания. Арсенал следователей, перед которыми стояла задача непременно получить от арестованных необходимые показания, включал в себя самые разнообразные незаконные методы: принуждение, запугивание, избиения, лишение сна и другие меры морального и физического воздействия^[76].

Исходный документ, которым было разрешено применение «физических методов воздействия», до сих пор не выявлен. Обнаружены лишь два документа, подтверждающие, что эти методы были разрешены политическим руководством СССР: шифротелеграмма Сталина секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД—УНКВД о применении мер физического воздействия в отношении «врагов народа» от 10 января 1939 г. и стенограмма июньского 1957 г. пленума ЦК КПСС. В первом документе указывается, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП», причём «как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков»^[77], и несмотря на то, что «впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими», «ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь… в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод». Второй документ был тщательно исследован Сувенировым, который пришёл к выводу, что решение о применении мер физического воздействия было принято не ЦК ВКП(б), а более узкой группой лиц — Политбюро ЦК ВКП(б). По словам Кагановича и Молотова, документ был написан «рукой Сталина», а подписали его все члены Политбюро. Сувениров, однако, допускает, что это решение могло быть принято без участия Ворошилова^[78].

Применение на практике сотрудниками НКВД этого метода подтверждается многими источниками разного происхождения. О применении таких методов как к себе, так и к другим подследственным свидетельствуют сами арестованные: комбриг С. Ф. Гулин 15 июня 1939 г. в ходе суда над ним заявил, что первые признательные показания он дал после избиения; бригадный комиссар А. К. Скороходов, уже будучи осуждён к 15 годам ИТЛ, неоднократно писал из лагеря жалобы, в которых, в частности, указывал, что в ходе следствия его избивали; в 1937 г. бригадный комиссар И. А. Кузин, содержавшийся в одной камере с корвоенюристом Л. Я. Плавнеком, написал Ворошилову, что последнего избивали в течение 4-х дней^[79]. Информация о применении «физических методов воздействия» исходила и от сотрудников НКВД. В 1939—1940 гг. многие из них были осуждены, в том числе и за фабрикацию следственных дел, и на судебных заседаниях многие признались, что избивали подследственных. Так, сотрудники особого отдела КБФ Бабич и Фурсик признали, что применяли физические методы воздействия к флагману 2-го ранга Г. Г. Виноградскому, а арестованный в ноябре 1938 года начальник 4-го (особого) отдела ГУГБ НКВД СССР комбриг Н. Н. Фёдоров признал, что применял такие методы к командарму 1-го ранга И. Ф. Федько^[80]. Признавались сотрудники НКВД в применении методов физического воздействия не только в ходе следствия и на суде. Так, будучи допрошен сотрудникамми военной прокуратуры в ходе дополнительной проверки в 1955 г., бывший следователь ОО ГУГБ НКВД СССР полковник В. М. Казакевич признал, хотя и в очень сдержанной форме, что «на первых допросах… несколько раз ударил Грязнова»^[81], а следователь ОО ГУГБ НКВД ЗабВО лейтенант госбезопасности В. Н. Розанов в объяснительной записке, написанной в 1939 г. в связи с жалобой комкора Н. В. Лисовского на незаконные методы следствия, указал: «Лисовский допрашивался оперуполномоченными Васюк и Першиным непрерывно в течение 4—5 суток, он стоял, били его по физиономии и т. п.»^[82]. Реальные масштабы применения этого метода пока не установлены. Однако даже по неполным данным видно, что они были весьма существенными. Сувениров на основании различных документов установил, что «физическим методам воздействия» подверглись: 3 Маршала Советского Союза, 2 командарма 1-го ранга, 1 флагман флота 1-го ранга, 1 армейский комиссар 1-го ранга, 2 командарма 2-го ранга, 1 армейский комиссар 2-го ранга, 11 комкоров, 6 корпусных комиссаров, 1 корвоенинженер, 1 корвоенюрист, 24 комдива, 3 флагмана 2-го ранга, 7 дивизионных комиссаров, 1 диввоенюрист, 25 комбригов, 8 бригадных комиссаров, 3 бригинженера, 5 бригвоенюристов, 1 капитан 1-го ранга, а также ещё 43 старших и средних командиров и начальников. Как отмечает автор, эти данные далеко не полные^[83]. Имеются сведения и о применении мер физического воздействия к другим арестованным, которые отсутствуют в списке Сувенирова. Так, в результате применения физических мер воздействия к комбригу М. С. Медянскому у него было сломано ребро^[84]. Мильбах приводит сведения о 86 сотрудниках ОО ГУГБ НКВД ТОФ, из которых 41 человек занимались избиением арестованных^[85].

Арестовывались офицеры за различные преступления, что также следует учитывать. А. Т. Уколов и В. И. Ивкин на основе данных судебных органов РККА отмечают, что в 1937—1939 гг. было осуждено за преступления примерно 8 624 человека, указывая при этом, что вряд ли стоит причислять к репрессированным осуждённых за уголовные и морально-бытовые преступления.

Количество репрессированных представителей высшего комсостава РККА на основании подсчётов О. Ф. Сувенирова^[86]:

Л. Д. Троцкий также дал свою оценку масштабам репрессий. В частности, 13 марта 1939 г. он писал: «Сталин истребил цвет командного состава, расстрелял, сместил, сослал около 30 000 офицеров»^[87].

Во время обсуждения планируемого нападения на СССР, часть генералов пытались убедить фюрера, что ввязываться в войну с русскими преждевременно. Ответ Гитлера был следующий^[88]:

80 % командных кадров Красной армии уничтожены. Красная армия обезглавлена, ослаблена как никогда, это главный фактор моего решения. Нужно воевать, пока кадры не выросли вновь.

Оценки советских военачальников

• Командующий войсками Закавказского военного округа И. В. Тюленев в своей речи на XI съезде коммунистической партии(б) Грузии (15—19 июня 1938 г.) сказал^[89]:

«Товарищ Берия в своем докладе дал правильную оценку частям Закавказского военного округа. РККА и части Закавказского военного округа выкорчевали изменников родины, предателей, бешеных собак из своих рядов, уничтожив их, и тем самым неизмеримо укрепили свою мощь, ещё более сплотились вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг сталинского ЦК (аплодисменты).»

• В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А. И. Ерёменко так охарактеризовал репрессии в РККА^[90]:

Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии.

• Мнение генерала армии А. В. Горбатова:

Считалось, что противник продвигается столь быстро из-за внезапности его нападения и потому, что Германия поставила себе на службу промышленность чуть ли не всей Европы. Конечно, это было так. Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров ещё до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937—1938 годы, очистив армию от «изменников», увеличили её мощь^[91].

Мнения историков

По мнению британского историка Тарика Али^[92]:

Практически невозможно спорить с тем, что, останься армейская верхушка СССР образца 1936 г. в живых, советское верховное командование смогло бы удивить немцев, гораздо раньше изгнать их с территории страны, сократить продолжительность войны и спасти миллионы жизней.

Предмет

Одним из важнейших понятий, во многом определяющих предмет исследования и связанные с ним проблемы, является сам термин «репрессированный». Долгое время он не расшифровывался вообще. Начиная с 1990-х гг., историки стали предлагать различные интерпретации, ряд историков^[42][43] указали в своих работах на необходимость говорить отдельно об уволенных и арестованных. О. Ф. Сувениров в 1998 г. предложил вообще отказаться от этого термина и вместо него оперировать конкретными данными о количестве арестованных, освобождённых до суда или оправданных по суду, приговорённых к расстрелу, погибших в лагерях и тюрьмах, выживших^[93]. В современной историографии этот термин продолжает употребляться, при этом все исследователи считают необходимым давать ему чёткое определение. Абсолютно все историки к репрессированным относят только тех военнослужащих, в отношении которых какие-либо действия предпринимались государственными органами именно по политическим мотивам. При этом у разных историков спектр подобных действий несколько варьируется. Сувениров полагал, что в научном отношении корректнее говорить об «истреблении военнослужащих по политическим мотивам», которое оформлялось приговорами судебных органов^[94]. В то же время в статистических таблицах, в заглавии которых фигурирует термин «истребление», Сувениров учитывал и расстрелянных, и умерших под стражей, и покончивших с собой, и вышедших из заключения живыми^[95]; именно их учёный относил к жертвам репрессий. При этом Сувениров, отмечая, что увольнение по политическим мотивам — также форма репрессий^[94], был убеждён, что в число репрессированных «нельзя огульно включать и всех уволенных из РККА по политическим мотивам», поскольку арестовывали далеко не каждого из них^[93]. Г. И. Герасимов относит к репрессированным «лиц командно-начальствующего состава, уволенных из РККА за связь с „заговорщиками“, арестованных и не восстановленных впоследствии в армии»^[96]. А. А. Печёнкин относит к репрессированным также арестованных и уволенных по национальному признаку и «за связь с заговорщиками»^[57]. Н. С. Черушев полагает, что «основными составляющими репрессий были увольнение из армии по политическим мотивам и арест органами НКВД по тем же основаниям»^[97]. В. С. Мильбах выделяет три «концентрические» группы репрессированных: 1) уволенные по политическим мотивам; 2) арестованные из общего числа этих уволенных; 3) приговорённые к высшей мере наказания, умершие в лагерях и тюрьмах из числа арестованных; кроме того, автор выделяет из числа арестованных ещё две группы: осуждённых к различным срокам заключения и освобождённых в ходе пересмотра дел^{[98][99][100]}. С. Е. Лазарев полагает, что к репрессированным «следует относить лишь арестованных и уволенных по политическим мотивам»^[101]. Таким образом, все авторы относят к репрессированным арестованных по политическим мотивам, большинство авторов — уволенных по политическим мотивам. При этом, Сувениров относит к ним также покончивших с собой, А. А. Гуляев — отстранённых от должности по политическим мотивам^[102], а Герасимов исключает из числа репрессированных всех, кто был впоследствии восстановлен.

Вооружённые силы СССР состояли в период репрессий из трёх военных организаций — РККА (сухопутные и воздушные силы, а до 30 декабря 1937 также морские), РКВМФ (выделен в самостоятельный наркомат 30 декабря 1937 г., а до этого входил в состав РККА и именовался морскими силами — ВМС), пограничные и внутренние войска (ГУПВО), подчинявшиеся НКВД. Большинство исследователей рассматривают в своих работах лишь репрессии в отношении военнослужащих РККА и РКВМФ^{[44][103][104]}. М. И. Мельтюхов отмечает, что необходимо также изучать репрессии в войсках НКВД^[43]. Отдельные сведения о репрессиях в войсках НКВД имеются у различных историков^[105][106]. Сувениров также обращает внимание на репрессии офицеров, вышедших в запас до 1937 г.^[106] Сувениров^[106] и Н. М. Якупов^[107] полагают, что следует принимать во внимание и репрессии в отношении видных деятелей Гражданской войны, не служивших к тому времени в Вооружённых силах СССР.

Ещё один окончательно не решённый вопрос — какие группы репрессированных военнослужащих подлежат исследованию. Подавляющее большинство историков исследуют репрессии только в отношении офицеров^[108][109]. Лишь Сувениров считает необходимым включать в рамки исследований также представителей младшего начсостава, красноармейцев и краснофлотцев^[110].

Хронологические рамки проблемы в различных работах несколько отличаются. Сувениров исследует период со второй половины 1920-х гг. до 1941 г.^[111]; автор отмечает, что активизироваться репрессии начали с 1936 г.^[112] В ряде книг Черушева имеются сведения о репрессиях в период с 1935 по 1941 гг.^{[113][109][114]} Мильбах отмечает, что репрессии в ряде округов и на флотах начались в 1935—1936 гг.^{[115][116][117]}; в его работах исследование по отдельным аспектам проблемы доводится до 1939—1941 гг.^{[118][119][120]} В то же время авторы солидарны, что на 1937—1938 гг. приходится пик репрессий; такие хронологические рамки часто фигурируют в названиях монографий.

К наиболее важным проблемам, которые исследуют учёные, относятся: влияние репрессий на боеспособность Вооружённых сил СССР^{[121][122][123][124][108]}; причины репрессий^[125][126]; масштабы репрессий^{[42][127][128][129][130][108]}; кем и как осуществлялись репрессии^{[121][125][108]}; вопрос о наличии/отсутствии в Вооружённых силах реального заговора и обоснованности репрессий^{[131][132][133]}; качество выдвиженцев^{[134][135][136][137][138][124]}.

Историография

До конца 1980-х гг. тема репрессий в РККА освещалась в СССР очень сдержанно. Имелись отдельные работы, в которых говорилось о проведении репрессий, назывались имена отдельных репрессированных^[139]. В начале 1960-х гг. в СССР было опубликовано несколько работ, посвящённых наиболее видным репрессированным военачальникам — В. К. Блюхеру, М. Н. Тухачевскому, И. Э. Якиру, И. П. Уборевичу и некоторым другим. В этих работах содержались отдельные факты хода репрессий, но исследование темы репрессий в Красной Армии в целом не получило своего развития. Из зарубежных авторов, исследовавших проблему до конца 1980-х, в историографии принято отмечать как значительные для своего времени работы Р. Конквеста^[140] и Ю. А. Геллера и В. Н. Рапопорта^[141]. Однако в современной историографии они подверглись критике, прежде всего из-за ограниченной источниковой базы, имевшейся в распоряжении авторов, что привело к большому числу ошибок и слабости выводов^{[142][143][144]}.

В конце 1980-х — первой половине 1990-х вышло существенное число статей и книг, в которых проблема репрессий рассматривалась более развёрнуто и на более широкой источниковой базе. К ним относятся работы В. Д. Данилова^[145], Н. М. Якупова^[146], Ф. Б. Комала, А. Т. Уколова и В. И. Ивкина, В. А. Бобренева и Л. М. Заики, Д. А. Волкогонова, О. Ф. Сувенирова^{[прим. 4]}. Научные наработки из исследований Уколова и Ивкина^[110][147], Бобренева и Заики^[148] и Сувенирова^[149] используются в современной историографии; в то же время часть выводов, сделанных в этих работах, подверглась критике^[150][54]. В заслугу Волкогонову ставятся выявление и публикация ряда важнейших источников по теме, которые часто цитируются по его работе^{[151][152][153]}. Однако в историографической статье М. И. Мельтюхова 1997 г. констатировался кризис исследования проблемы: ряд важнейших проблем (в том числе вопрос о влиянии репрессий на боеспособность Красной Армии) так и не были решены, некоторые проблемы не были даже сформулированы, источниковая база продолжала оставаться ограниченной^[154].

Новый период историографии открывается изданием в 1998 г. монографии Сувенирова «Трагедия РККА 1937—1938». В этой работе автор рассматривал основные этапы «того смертного пути, по которому в 1937—1941 гг. прошли многие тысячи воинов РККА: арест, предварительное следствие, судебная комедия, пуля в затылок». Под этим углом учёный исследовал репрессивную деятельность высших органов власти и НКВД, взаимоотношения последнего с политорганами Красной Армии и прокуратурой, репрессивную практику судебных и внесудебных органов; последняя глава его работы посвящена исследованию влияния репрессий на боеспособность РККА^[155]. Этот труд до сих пор является актуальным, оценивается другими исследователями проблемы как фундаментальный, строго научный и наиболее серьёзный в отечественной историографии^{[156][157][158][114][159]}. В то же время есть и критика этой работы. А. В. Короленков назвал в качестве недостатков «излишнее доверие к некоторым не вполне надёжным мемуарным свидетельствам» и «незнакомство с иноязычной литературой»^[158]. Ряд авторов^[160][161] отмечают, что Сувенирову не удалось вскрыть причины репрессий, чётко их обозначить. С резкой критикой исследования Сувенировым последствий репрессий выступил А. А. Смирнов, полагающий, что тезис о «подкашивании РККА репрессиями» остался недоказанным, так как не было произведено сравнение «дорепрессионной» и «послерепрессионной» Красной Армии^[162].

Проблеме качества офицеров, пришедших на смену репрессированным в предвоенный и военный период, посвящён ряд исследований. Просопографическое исследование Ю. Ю. Юмашевой посвящено полководцам Великой Отечественной войны, к которым она относит наркомов обороны, начальников Генштаба, командующих и начальников штабов стратегических направлений, командующих и начальников штабов фронтов, командующих фронтов ПВО, командующих общевойсковыми, ударными, воздушными и танковыми армиями, командующих флотами; в работе исследовались следующие характеристики: возраст, социальное происхождение, нахождение «под следствием НКВД», нахождение в плену или окружении во время Великой Отечественной войны, образование, опыт службы и боевой опыт к моменту начала войны, партийность^[163]. Г. И. Герасимов с целью оценки влияния репрессий на кадры Красной Армии исследовал динамику «изменения основных параметров, отражающих» их состояние: «насыщенность ими армии, уровень укомплектованности и подготовки, опыт службы в занимаемой должности» — и пришёл к выводу, что репрессии не оказали на состояние военных кадров значительного влияния^[164]. Короленков охарактеризовал его выводы как интересные, но не бесспорные^[165]; Мильбах, не ставя под сомнения расчёты Герасимова, критически оценивает его выводы^[166]; А. Смирнов назвал Герасимова «первопроходцем» в сравнении до- и «пострепрессионной» РККА по уровню образования^[167]. А. А. Печёнкин исследовал эволюцию высшего комначсостава РККА в 1935—1945 гг. по таким показателям, как происхождение, возраст, образование, партийность, командный стаж и наличие боевого опыта^[136][138].

Широкому спектру проблем посвящены исследования Н. С. Черушева^{[прим. 4]}, хотя прежде всего автор уделяет внимание подробностям репрессий в отношении элиты РККА, под которой подразумевается высший комначсостав^[109]. Его работы характеризуются двояко: с одной стороны, отмечаются различные достоинства — исследование «малой реабилитации» 1939—1941 гг., тщательное изучение следственных дел репрессированных и обстоятельств ведения следствия^[158][157]; с другой стороны, имеется и критика — Короленков полагает, что многие суждения Черушева «остались на уровне брежневского времени»^[158], ряд авторов^[160][161] отмечают, что Черушев в своих работах не вскрыл причин репрессий.

Исследованию репрессий в отдельных объединениях РККА и РКВМФ (округах, флотах и флотилиях) посвящены работы В. С. Мильбаха, построенные в основном по единой схеме. В них исследуется роль и влияние на процесс репрессий трёх структур военного управления — командной (командующий, военный совет), политической (политорганы), юридической (прокуратура, судебные и внесудебные органы), а также региональных органов НКВД (каждой структуре посвящена отдельная глава монографий)^[168]; в каждой монографии рассматривается влияние репрессий на боеспособность войск/сил объединения путём изучения состояния всех её компонентов, к которым относятся укомплектованность личным составом, состояние техники и вооружения, уровень организации управления, боевая подготовка войск/сил, организованность и воинская дисциплина, морально-боевые качества личного состава^[169]. В настоящее время изданы монографии Мильбаха, посвящённые ЗабВО, ОКДВА, ТОФ, ЛВО^{[прим. 4]}. Эти работы оцениваются С. Е. Лазаревым как большой вклад в исследование проблемы^[161]. А. Смирнов выступает с критикой исследования Мильбахом влияния репрессий на боеспособность войск ОКДВА, полагая, что им не было произведено сравнение «дорепрессионного» и «пострепрессионного» уровня боевой выучки войск, без чего нельзя сделать вывод о влиянии на него репрессий^[170]. Более узкой проблеме репрессий в КВО — роли в них военного совета округа — посвящена статья А. А. Гуляева^{[прим. 4]}.

В центре внимания работ С. Т. Минакова вопрос о политической роли советской военной элиты 1920-30-х гг.^[171] В своей последней монографии он пришёл к выводу о существовании в РККА реального заговора, первоочередной задачей которого было «свержение» наркома обороны К. Е. Ворошилова с целью ослабления политического влияния Сталина в армии^[172]. Его выводы негативно оцениваются рядом исследователей^[173][174], хотя и без развёрнутой критики. С. Е. Лазарев отмечает, что в отличие от других авторов, утверждавших о наличии в РККА реального заговора, Минаков «привлёк достаточное количество достоверных источников»^[175].

А. А. Смирнов полагает, что тезис о «подкашивании РККА репрессиями» остался недоказанным, поскольку так никто из историков не произвёл сравнения уровня боевой выучки до- и «пострепрессионной» РККА. Он поставил такую цель в своей работе, предметом исследования которой стали войска КВО, БВО и ОКДВА, исключая ВВС. В результате автор пришёл к выводу, что в ходе репрессий «выучка командиров, штабов и войск» РККА не ухудшилась, а «осталась на прежнем весьма низком уровне»^[176]. Мильбах подверг критике методологические приёмы Смирнова, указывая, что под термином «уровень боевой выучки» подразумевается смешение «некоторых компонентов боеспособности», а при этом отдельные важные показатели её игнорируются^[177].

Существенный вклад в изучение проблемы внесли и другие историки: С. С. Близниченко (репрессии в ВМС РККА и РКВМФ), Ю. З. Кантор (дело Тухачевского), Л. Самуэльсон и В. Н. Хаустов (роль Сталина и НКВД в репрессиях в РККА), Ф. Н. Подустов (репрессии в Томском артиллерийском училище). Историографические работы по проблеме принадлежат М. И. Мельтюхову, А. В. Короленкову, М. Г. Степанову^{[прим. 4]}.

Кинематограф

• х/ф «Верьте мне, люди» (1964)
• х/ф «Утомлённые солнцем» (1994)
• х/ф «Благословите женщину» (2003)
• т/с «Московская сага» (2004)
• т/ф «Тухачевский: Заговор маршала» (Первый канал, 2010)

• Дело «Весна»
• Дело Тухачевского
• Трофейное дело
• Список репрессированных высших командиров и начальников Вооружённых сил СССР (1935—1945)

Комментарии

Источники

• Сувениров О. Ф. Погибли в годы беззакония // Военно-исторический журнал. — М., 1993. — № 2 3, 5—12.
• Статистика антиармейского террора // Военно-исторический архив / Подготовил Черушев Н. С.. — М., 1998. — № 2. — С. 105—117.
• Статистика антиармейского террора // Военно-исторический архив / Подготовил Черушев Н. С.. — М., 1998. — № 3. — С. 39—51.