Трасянка

В переводе с белорусского слово трасянка буквально означает низкокачественное сено, когда крестьяне смешивают, перетрясают (от белорусского трасуць, то есть трясут) солому с сеном. Позже смысл данного термина «недоброкачественная смесь» был перенесён в сферу языка. Своё новое значение («смесь русского и белорусского языков») слово получило относительно недавно (во второй половине 1980-х годов), когда целый ряд публикаций на страницах литературной газеты «Літаратура і мастацтва» раскритиковал состояние белорусского языка в советский период^[3]. Феномен же смешения русского и белорусского (а также русского и украинского) языков возник и стал привлекать к себе внимание задолго до этого времени. Так, например, ещё в 1930-е годы Вацлав Ластовский называл это явление «чаўня»^[4]. Считается, что значительную роль в популяризации термина «трасянка» в отношении к белорусско-русской смешанной речи сыграл белорусский политик (БНФ) и публицист Зенон Позняк (ср. Pozniak, 1988).

Смешанная речь в досоветский и ранний советский период

Смешение русского и белорусского языков на территории сегодняшней Белоруссии имеет долгую историю. Причина заключается в том, что белорусские (а также украинские) земли на протяжении продолжительного времени являлись пограничными регионами, в которых местные диалекты находились в контакте с близкородственными и в то же время социально доминантными языками: польским и русским. Когда в конце XVIII века Белоруссия вошла в состав Российской империи, полонизация населения и влияние польского языка ослабились. Подтверждение этому явлению может быть найдено в пьесе XIX века, написанной Викентием Дуниным-Марцинкевичем, «Пинская шляхта» (1866), в котором отразились языковые тенденции того времени. А статьи, описывающие смешение русского и белорусского языков, обнаруживаются с начала XX столетия (например, в газете «Наша Нива»). Вопрос о том, можно ли называть «трасянкой» эти старые формы смешивания белорусского и русского языков, является спорным, так как в то время смешанная речь не передавалась из поколения в поколение. Объектом публицистических споров белорусско-русская речь стала не ранее 1920-х годов^[3].

После Второй мировой войны

Зарождение феномена, получившего в 1980-е годы название «трасянка», связано с фундаментальными социодемографическими изменениями, имевшими место в Советской Белоруссии после Второй мировой войны, а на территории восточных белорусских областей, возможно, ещё ранее — до этой войны^[2]. Индустриализация Белорусской Советской Социалистической Республики (БССР) привела к массовой миграции рабочей силы из деревень в города. Так, если в 1959 году в городах проживало только около 31 % населения республики, то в 1990 году доля городского населения выросла до 66 %^[5]. В то же время наблюдается приток этнических русских из других регионов Советского Союза в БССР, где они часто занимали руководящие должности в Белорусской коммунистической партии, в сфере государственного управления и на государственных предприятиях. В таких условиях бывшие деревенские жители, носители белорусского (преимущественно диалектного) языка, были вынуждены подстраиваться под русскоговорящее окружение, что, однако, не всегда удавалось в полной мере^[6]. В результате подобного приспособления к русскому языку возникла так называемая трасянка в её сегодняшней форме. Кроме того, дети данного поколения усваивали белорусско-русскую речь в качестве своего первого языка^[7].

В 2018 году в Минске была издана первая детективная повесть, написанная на трасянке^[8].

По причине негативной коннотации термина «трасянка» было предложено не употреблять его в лингвистической дискуссии и использовать вместо него термин «белорусско-русская смешанная речь»^[9].

Начало лингвистической дискуссии о белорусско-русской смешанной речи относится к первой половине 1990-х годов^[10]. Известные белорусские исследователи неоднократно отмечали спонтанный, индивидуальный, бессистемный и даже «хаотичный» характер смешения белорусского и русского языков^[11][12]. Однако ввиду отсутствия корпуса смешанной речи «ранние» дебаты о ней основывались преимущественно на неофициальных наблюдениях. Первое эмпирическое исследование данного явления было проведено только в начале 2000-х годов в столице Минске^[13].

В период же между 2008 и 2013 годами в рамках научного проекта, проводившегося лингвистами и социологами из Ольденбургского университета (в сотрудничестве с Белорусским государственным университетом в Минске), было создано два корпуса спонтанной смешанной речи^[14]. Полученные в рамках данного проекта результаты подтверждают мнение, что белорусско-русская смешанная речь на сегодняшний день не может быть охарактеризована как определенно стабильный на всей территории Беларуси «fused lect»^[2] («смешанный код»)^[15]. С другой стороны, в смешанной речи на всех языковых уровнях наблюдаются определенные стабильные модели, характерные для всей территории Белоруссии, являющиеся либо общими для смешанной речи и одного из «языков-доноров» (белорусского или русского) или же, наоборот, отличающие смешанную речь от обоих «языков-доноров». В словарном составе и морфосинтаксисе смешанной речи однозначно преобладают русские элементы и черты. Словоизменение является смешанным, и даже в произношении заметно влияние русского языка. В целом белорусско-русская смешанная речь на данном этапе в работах проекта классифицируется как совокупность региональных социолектов^[7]. Другие же работы продолжают описывать её как «хаотичную» и «спонтанную» форму смешения языков^[16].

В социологической и социолингвистической части ольденбургского научного проекта по изучению употребления смешанной речи в Белоруссии были получены среди прочих следующие результаты: на вопрос о «родном языке» примерно 38 % из 1200 опрошенных выбрали ответ «белорусско-русская смешанная речь», 49 % назвали белорусский язык и 30 % — русский (разрешалось выбрать несколько ответов)^[17]. Однако в качестве своего «первого языка» около 50 % респондентов назвали смешанную речь, 42 % выбрали русский язык и 18 % — белорусский (здесь также можно было выбрать несколько ответов). А в качестве «основного» (то есть преимущественно используемого) языка около 55 % опрошенных назвали русский язык, 41 % — смешанную речь и только 4 % — белорусский язык.

Кроме того, результаты данного проекта противоречат распространенному мнению, что употребление белорусско-русской смешанной речи является показателем низкого уровня образования и недостаточного владения русским или белорусским литературным языком^[17]. Смешанная речь распространена среди белорусов с разным уровнем образования и среди представителей разных возрастных групп; она употребляется параллельно с литературным языком, в большинстве случаев с русским^[9]. Степень приближения смешанной речи к русскому или белорусскому литературному языку зависит от таких факторов, как собеседник, место и тема разговора и т. д. Среди молодого поколения белорусов доля употребления смешанной речи снижается в пользу русского языка.

• Смешанные языки
• Контактные языки на русской основе
• Суржик
• Белорусизм
• Белорусский язык
• Русский язык в Белоруссии

• Hentschel, G. (2014): Belarusian and Russian in the Mixed Speech of Belarus. In: Besters-Dilger, J., et al. (eds.): Congruence in Contact-Induced Language Change. Berlin/Boston, 93-121.
• Hentschel, G. & Kittel, B. (2011): Weißrussische Dreisprachigkeit? Zur sprachlichen Situation in Weißrussland auf der Basis von Urteilen von Weißrussen über die Verbreitung «ihrer Sprachen» im Lande. Wiener Slawistischer Almanach 67, 107—135.
• Hentschel, G. & Zeller, J. P. (2012): Gemischte Rede, gemischter Diskurs, Sprechertypen: Weißrussisch, Russisch und gemischte Rede in der Kommunikation weißrussischer Familien. Wiener Slawistischer Almanach 70, 127—155.
• Hentschel, G. et al. (Hrsg.): Trasjanka und Suržyk — gemischte weißrussisch-russische und ukrainisch-russische Rede. Sprachlicher Inzest in Weißrussland und der Ukraine? Frankfurt/M., 119—142.
• Ioffe, G. (2003): Understanding Belarus: Questions of Language. Europe-Asia Studies 55/7, 1009—1047.
• Kittel, B. (2010): Mixed Language Usage in Belarus. The Sociostructural Background of Language Choice. International Journal of the Sociology of Language 206, 47-71.
• Sender, N.: Spracheinstellung zur weißrussisch-russischen Mischsprache Trasjanka in Belarus, Frankfurt/Oder, Univ., Masterarbeit.
• Woolhiser, C. (2001): Language ideology and language conflict in post-Soviet Belarus. In: O’Reilly, C. C. (ed.): Language, Ethnicity and the State, vol. 2. London, 91-122.
• Калита, И. Несколько заметок о беларусской трасянке. In: Культура в языке и литературе – язык и литература в культуре. Вестник Кыргызского национального университета имени Жусупа Баласагына. Бишкек: КНУ, 2008, 252 s., s. 167-170.
• Калита, И. В. (2010): Современная Беларусь: языки и национальная идентичность. Ústí nad Labem (URL — http://kamunikat.org/Kalita_Ina.html).
• Каліта І. У. Трасянка як моўны і культурны нігілізм. // Личность — слово — социум: материалы VIII Международной науч.-практ. конф. 28-29 апреля 2008 г., Минск: в 2 ч./отв. ред. Т. А. Фалалеева. — Минск : Паркус-Плюс, 2008, ч. 1., 256 с., ISSN 2076-4588, c. 105—110.
• Лисковец, И. В. (2002): Трасянка: происхождение, сущность, функционирование. Антропология, фольклористика, лингвистика 2, 329—343.
• Лисковец, И. В. (2003): Проект 'Новые языки новых государств: явления на стыке близкородственных языков на постсоветском пространстве' Европейский Университет в Санкт Петербурге.
• Мечковская, Н. Б. (1994): Языковая ситуация в Беларуси: Этические коллизии двуязычия. Russian Linguistics 18, 299—322.
• Мечковская, Н. Б. (2002): Язык в роли идеологии: национально-символические функции языка в белорусской языковой ситуации. In: Gutschmidt, K. et al. (Hrsg.): Möglichkeiten und Grenzen der Standardisierung slavischer Schriftsprachen in der Gegenwart. Dresden, 123—141.
• Мечковская, Н. Б. (2006): Белорусская трасянка и украинский суржик: суррогаты этнического субстандарта в их отношениях к массовой культуре и литературным языкам. Проблемы зіставної семантики 7, 109—115.
• Мячкоўская, Н. Б. (2007): Трасянка ў кантынууме беларуска-рускіх ідыялектаў: хто і калі размаўляе на трасянцы? Веснік БДУ 4/1, 91-97.
• Позняк, З. (1988): Двуязычие и бюрократизм. Радуга 4, 36-50.
• Хентшель, Г. (2013): Белорусский, русский и белорусско-русская смешанная речь. // Вопросы языкознания 1, 53-76.
• Цыхун, Г. А. (2000): Крэалізаваны прадукт (трасянка як аб’ект лінгвістычнага даследавання). ARCHE — Пачатак 6.

• Ольденбургские публикации по белорусско-русской смешанной речи
• Ольденбургский корпус белорусско-русской смешанной речи
• Die Russisch-Weißrussische Sprachmischung Trasjanka, Диссертационный проект Натальи Зендер, 28.03.2012
• Два примера трасянки
• Пример трасянки